Василий Звягинцев - Андреевское братство [= Право на смерть]
«Тогда мы с Аллой?..»
«Для вас все останется так, как есть… Вы ведь уже начали новый виток своих судеб, когда Артур и Вера исчезли. Теперь, если ты не решишь иначе, вам, может быть, удастся возвратиться в реальность „после Сан-Франциско“…»
Если бы я находился на Земле и в человеческом обличье, мне было бы очень трудно сделать выбор. Но сейчас, свободный от эмоций, я мыслил строго рационально. Я понял главное — придется выбирать между миром, где я останусь самим собой, таким, каким сумел сформироваться без влияния извне, и миром вымышленным. Неважно, лучше он будет или хуже. Это будет макет. Не слишком даже важно, сумеем ли мы с Аллой вернуться домой. В крайнем случае будем жить в ХХ веке. Если даже он тоже придуман — но зато не нами и не для нас…
«Вы будете вмешиваться в нашу жизнь и дальше?»
«Мы никак не вмешиваемся в вашу жизнь. Вспомни — любой твой шаг был сделан абсолютно свободно. Среда вокруг тебя менялась, но решения в предлагаемых обстоятельствах принимал ты сам. Мог не плыть на остров по зову Аллы, мог не принимать помощи Новикова, а отдать секрет „фактора“ Панину. Так и дальше будет».
«Тогда я возвращаюсь в Москву».
«Пожалуйста. Только спроси Артура о его решении. И — на прощание. Спасибо за участие в Игре. Мы получили удовольствие».
Я открыл глаза. Было холодно и сыро. Луну опять закрыли тучи. Вот-вот сорвется дождь.
Сколько времени продолжался сеанс связи?
Или никакого сеанса не было, я просто слишком ярко смоделировал возможный диалог с Держателем?
Сейчас узнаю.
Встал и решительно вошел в избу.
За столом сидели только двое — Вера и Артур. Никаких следов присутствия других покойников.
Так же горела керосиновая лампа, и, как мне показалось, они только что держали друг друга за руки, отдернув их при скрипе двери.
— Ну так и до чего же вы договорились? — спросил я их с таким видом, будто принял все за чистую монету.
— Мы остаемся с вами, — ответила мне Вера. Ее халатик был сейчас стянут на талии пояском. Такой элегантный, тонкий режиссерский штрих.
Не скрою, я был поражен. По всем психологическим канонам они должны были выбрать совсем другое. Чего уж лучше — вновь оказаться на острове и просто не утонуть Артуру. Он же мечтал о чем-то подобном. Когда мы разговаривали в пентхаусе на крыше небоскреба.
Или — это опять не их, а мой выбор? Ведь мне же нужно, чтобы Артур показал нам с Аллой дорогу домой.
И, наконец, вдруг они рассудили так же, как и я?
Мол, тот вариант отыгран, и жить в придуманной Вселенной им тоже не с руки.
Даже такая мысль у меня мелькнула — вдруг именно после «смерти» у Артура с Верой возникло нечто, называемое у людей «любовь». Тогда и там они были никем друг другу, а теперь… «Она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье к ним…»
Но задавать вопросов я не стал.
Зачем? При случае расскажут сами.
Глава 7
Шульгин молча взял из коробки на столе папиросу, Удолин раздумчиво пожевывал губами, тоже, наверное, удивленный расхождением замысла с результатом.
— А ты неплохо выглядишь, Артур, — по праву старого приятеля первым нарушил Новиков немую сцену. — И Вера, как всегда, очаровательна…
Словно бы ничего сверхъестественного не произошло, а мы сидим не в квартире в Столешниковом, а вновь в кают-компании «Призрака».
— Мы долго отсутствовали? — поинтересовался я. — И как произошло наше возвращение?
Вопрос я задал уместный, потому что если мне нужно было всего лишь очнуться в собственном теле, то с бывшими покойниками так не выходило. По логике здравого смысла.
— Минут, наверное, пятнадцать, — ответил Шульгин. — Ты открыл глаза, встал и шагнул вперед, а следом словно бы из пустоты возникли и они…
Так оно и было. Я толкнул дверь избы, переступил порог и оказался здесь. Артур и Вера шли следом.
Но… совмещение несовместимых процессов. Они же ведь теперь телесны? И в своем прежнем обличье?
Да, выглядели они точно так, как на борту «Призрака». Тела им возвратили прежние, в которых они пересекли «барьер». Восставшие из бездны моря?
— Ты теперь совершенно жив, Артур?
— Более чем. — Он потрогал свою руку, прикоснулся к плечу Веры. Девушка неуверенно улыбнулась.
— Пойди, поздоровайся с Аллой, она будет рада, — взял на себя инициативу Новиков. — А тебе я, Артур, уж ты прости, хочу задать еще несколько вопросов. Надеюсь, что последних…
Удолин внимал Артуру с жадным любопытством, потом начал объяснять ему и комментировать случившееся с ним же, ссылаясь на то, что у человека одновременно имеются физическое, эфирное, астральное, ментальное и высшее тела, и вот после разрушения физического тела его функции взяло на себя эфирное, которое под влиянием перенесенных страданий и просветлений укрепилось настолько, что обрело материальность и теперь останется таковым до перевоплощения в высшее…
Мне стало вдруг удивительно скучно. Столько уже со мной произошло событий, объяснить которые я был не в силах, что слушать еще и заумные разглагольствования полупьяного старика…
Я пошарил глазами по столу и окрестностям, не увидел ничего подходящего и движением головы указал Шульгину на дверь. Он понял и встал, а Новиков сделал рукой успокаивающий жест и остался. Ну, ему, может быть, это нужно для дела.
В большой кухне с резным дубовым столом на пузатых ножках и примитивной газовой плитой, которая получала топливо неизвестно откуда, поскольку я знал уже — нынешняя Москва централизованного газоснабжения не имела, мы по-студенчески пристроились на широком подоконнике, Александр Иванович сковырнул пробку с белой цилиндрической бутылки, по-братски поделил соленый огурец. Сглотнули водку, как безвкусную холодную воду. Закусили.
— Хочешь анекдот? — спросил Шульгин, с пониманием глядя на меня. — А то ты как-то очень серьезно ко всему относишься.
— Покрутился бы ты с мое, не знаю, что сам бы делал…
— Да что особенного-то? Ну война, революция, ожившие покойники и живые мертвецы. Делов-то. Ты, кстати, тост Андрея четко осознал?
— В смысле?
— «…мы бьемся с мертвецами, воскресшими для новых похорон». Тут, как вообще у гениальных прозорливцев, классиков то есть, каждый может отыскивать всевозможные откровения, а также и намеки на что-то, лично нас касающееся… Лично я это так примерно понимаю. Мы живем в неожиданно нестабильном мире. Для нас, естественно. Для всех прочих он — единственно возможный и непреложный. Так? Но раз будущее, как следует из нашего с тобой здесь пребывания, существует, то отчего же не вообразить, что будущее отбрасывает сюда свою тень?
Я сделал умное лицо, будто бы соглашаясь с высказанным тезисом. А сам подумал: «Тень? Какую, собственно? Если для здешних людей будущее не наступило, о чем можно говорить? Но если мы и вправду есть, родившиеся на десятилетия и века позже, то отчего же и нет?»
— И вот, — продолжал Александр Иванович, — при сем гипотетическом раскладе отчего ж не вообразить, что по отношению к нам все нынешние люди суть естественным образом воскрешенные нашей волей или неволей покойники? Я, а тем более ты имели возможность видеть могилы наиболее известных здешних обитателей то на Новодевичьем, а то и в Кремлевской стене. Теперь же — вот они.
Я пока не улавливал хода его рассуждений, но слушать его все равно было интересно. После всего случившегося, после бесед с потусторонними Держателями Мира приятно было пообщаться с абсолютно нормальным человеком, озабоченным естественными мужскими проблемами. Выпиваем вот, закусываем чем бог послал. И, может быть, это уже — навсегда? Побеседовали со мной Игроки и забыли. Фигурка с одной из десятков досок во время сеанса одновременной игры.
А за окном, оказывается, начал падать первый в этом году снег. Медленные, крупные снежинки пролетали перед окном, словно парашютисты грандиозного десанта, и ложились на покрытый жидкой грязью булыжник переулка, где мгновенно таяли, и на бурые крыши двухэтажных домишек напротив, покрывая их нежной белой порошей.
Господи, как давно я не видел чего-то вот такого же тихого, спокойного, мирного. Все в этом мире чужое, ну почти все, а вот небо здесь такое же, и снег летит хорошо так, успокоительно… Совсем как в юности.
— И все же, к чему ты ведешь? — спросил я. — Неудобно как-то, уединились вот, выпиваем, а народ ждет…
— Да и пусть ждет. Нужно делать только то, что хочется в данный момент. Я тебе анекдот обещал. Русский с евреем решили выпить. Закуска — два огурца соленых. Большой и маленький. Выпили, еврей раз — и большой огурец в рот. Русский обиделся. «Вот всегда, евреи, вы так. Что побольше — себе». — «А в чем проблема? — спрашивает еврей. — Ты бы какой взял?» — «Конечно, маленький». — «Ну вот и бери…»
Я подумал, усмехнулся вежливо.
